Жизнь. Продолжение следует

Путешествие в социум

Чтобы быть взрослым, надо либо говорить, либо драться

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Жизнь – как Сочи: чтобы жить в Сочи, нужно уметь договариваться или драться. В этом смысле сочинец Никита Бабенко не слишком расположен к нашему миру. Ему уже десять, а говорит он неохотно, не слишком складно, особенно не сосредотачивается, как будто ему все равно. С дракой тоже дела не фонтан. Отец водил его на айкидо, но там не заладилось – Никита, похоже, не видит смысла в борьбе. Пробуют теперь самбо. А мать ищет другие способы сделать жизнь сына понятной для Сочи и остального человечества. Обошла всех врачей, нашла уникального мануального терапевта, добилась (в том числе и с помощью Русфонда) курса лечения в недешевой московской клинике – Институте медтехнологий (ИМТ). В папке с документами – ворох диагнозов. Дизартрия, синдром моторной алалии, расстройство речи, аутичное поведение, органическое поражение головного мозга – всего не перечислишь. Но суть, похоже, одна: в силу загадочных причин и обстоятельств Никита Бабенко не похож на типичного сочинца – жизнь интересна ему по-своему, и никто не знает, что это значит. Об этом мы и разговариваем с родителями Никиты – Валентином Бабенко и Риммой Крищенко.

Валентин: «Мы с женой оба коренные сочинцы, в третьем поколении. Менталитет у нас здесь многонациональный. В Центральной России с ребятами разговариваешь, так они там, грубо говоря, не любят приезжих. А у нас тут армяне, адыгейцы – кого только нет, своя атмосфера, можно сказать, семейная. Мы с Риммой росли здесь порознь, но как родственники – у нас дружили еще бабушки и дедушки. Все тут в Сочи считали нас братом и сестрой. Но семьи были против наших близких отношений: когда люди хорошо знают друг друга, они знают, у кого какие мыши, остерегаются. Но так уж получилось – я пришел с армии, она уже год как рассталась со своим парнем. Так что живем мы с 2002 года – шестнадцать лет вместе, одиннадцать лет в браке.

Мы всегда хотели двоих детей – сначала девочку, потом мальчика. Девочку хотели назвать Амина. Но Господь дал двоих мальчиков, двоих мальчиков и воспитываем. Первого назвали Никита, второго – Ринат. Смотрели фильм "Антикиллер"? Если не смотрели, нет смысла рассказывать, просто "Ринат Валентинович" неплохо звучит.

Когда Римма рожала Никиту, все было хорошо. Было единственное противопоказание – плод был слишком большой для нее: сама она маленькая, а он – три пятьсот. Живот был вот такой вот, нереальный. Ну так вот. В роддом пришло предписание: больше родов должно быть естественным путем. И ее стали мучить. Таз узкий, не раскрылся, ребенок уперся и не пошел. У него даже потом, когда он родился, все вот эти надбровные дуги были в синяках».

Римма: «Сутки прошли, и в какой-то момент у меня просто прекратилась родовая деятельность. Когда она прекращается, у тебя мозг начинает думать. Во время родов он же не думает, там идет затуманивание. А тут я начала орать: "Вы что ж творите! Убьете мне ребенка! Я что, девять месяцев ходила зря, чтоб вы мне тут сейчас все испортили?!" Вызвали заведующего патологией, он такой с улыбкой зашел, говорит: да она не родит. И я в таком вот состоянии на столе расписывалась в бумагах, что я согласна на кесарево сечение.

Прокесарили меня, через несколько дней выписали, сказали: ребенок здоровый, до свидания. Ну, физически у него действительно не было никаких проблем. Пошел он в одиннадцать месяцев. Но вот растет, ходит, а речи нет. Все говорят: да нормально, мальчики – они поздние, он потом заговорит. Но я не успокаивалась. Шла как-то тут у нас по бульвару, а там центр развития. Зашла, говорю: ребенку два с половиной года, и у нас проблема. А у них коррекционные педагоги, и стал с Никитой заниматься дефектолог: "па-па", "ма-ма". А в три года мы попали к логопеду. И нам повезло, что логопед оказалась дурой.

Она его послушала и говорит: он у вас глухой. Дает мне направление в Краснодар, и это было наше счастье. Мы приезжаем, нас проверяют на слух и говорят: у вас со слухом все в порядке, но вам надо к неврологу. Приходим к неврологу, а он заболел. Попадаем к другому, а он, оказывается, самый сильный в Краснодаре. Судьба. Таким образом мы начали разбираться в том, что с нами произошло. Оказалось, из-за гипоксии и из-за того, что был сдвинут первый позвонок, была нарушена нормальная связь с мозгом.

Когда Никите было четыре года, сюда, в Сочи, из Питера приехал профессор – детский мануальный терапевт Бобко. К нему на прием попасть обычно невозможно. Но мы прорвались, он нам поправил первый шейный позвонок, и у нас резко пошла речь. С четырех до пяти мы научились говорить. Ездили в Питер еще три-четыре года, правили все эти позвонки, чтобы они привыкли быть на своем месте. Ну и, конечно, были медикаменты, нам подсказали поехать в Москву, в клинику ИМТ. Посоветовали обратиться в Русфонд, потому что самим нам было не потянуть оплату лечения. В итоге нам сказали, что мы восстановили все функции мозга, но у организма нарушена с ним нейронная связь, а время на то, чтобы ее полностью наладить, упущено».

Валентин: «Я не знаю, я вот осознал, насколько трудно моей жене, когда Никите было уже пять лет. Мы поехали на речку, он уже был здоровый конь, и я не смог с ним объясниться. Он стоял на другом берегу ручейка, и рядом с ним лежала пластиковая бутылка. Я ему говорю: "Никит, брось мне сюда бутылочку". А он меня не понимает. В пять лет! Тут у меня все екнуло.

Так-то мы, когда играем, все у него нормально. Все, что ему надо, он говорит: "хочу" там, "дай". А остальное – нет. До сих пор. Ему вот десять лет исполнилось, а конструктивного разговора с ним не получается. Он не формулирует фразы полностью, не может. А младший, курчавый, из садика приходит – он такие слова говорит, которых я давно уже не слышал».

Римма: «Мы отдали Никиту в обычную школу. Первый класс был ничего. С учетом того, что у нас в классе была девочка, которая на диктанте писала одно только слово "зима" и все. Наш старался. Дальше пошло немного хуже, но сейчас он в третьем классе, у него в основном четверки и пятерки, он наизусть читает стихи.

Когда я думаю про будущее, полагаюсь на мнение питерских врачей. Там очень сильные психоневрологи. Они говорят мне: он у тебя всегда будет такой вот, пограничный – между умственной отсталостью и обычным ребенком. Значит, ты всю жизнь должна ради него впахивать.

Ну почему нет? Я такой человек и есть – мне не до веселья, мне нужно сына развивать, развивать и развивать. Надо его приготовить к жизни. Надо его вывести в социум. Он должен научиться жить без меня. Должен найти свое место в обществе. Это для меня самое главное. Я согласна, что бывает и так: даже здоровые люди не умеют нормально разговаривать. Но в Сочи это нельзя. Поверьте. Тут нужно жить с подвешенным языком или уметь бить. Вопросом "бить" занимается папа, а я – всем остальным. Мне кажется, это и есть суть жизни: цель вижу, препятствий не ощущаю. Все остальное – суета».

Фото Сергея Мостовщикова