27.05.2011
Основной инстинкт
В Петербурге приравняли матерей к воровкам
Валерий Панюшкин,
специальный корреспондент
Российского фонда помощи,
руководитель программы «Русфонд.Право»
Русфонд направил запрос в прокуратуру Санкт-Петербурга, мы требуем проверить, законно ли петербургское управление Пенсионного фонда РФ и органы опеки распоряжаются пенсиями, предназначенными детям-инвалидам. Нам представляется, что незаконно. В Петербурге детские пенсии переводятся не родителю, а на счет ребенка. Ребенку, понятно, эти деньги не выдадут. А родители должны прежде получить специальное разрешение у органов опеки и потом отчитаться за произведенные траты.
Представьте себе на секунду: у вас тяжелобольной ребенок. Вам нужно ухаживать за ним. Есть ли у вас досуг, чтобы собирать для сотрудников опеки миллион бумажек, доказывающих, что вы своего ребенка любите и не потратите его пенсию на водку или развлечения? Однако же в Петербурге вы должны. Когда вы покупаете ребенку молоко, лучше сохранить чек – вдруг потребуется в опеке. Когда вы покупаете ползунки – опять же, сохраняйте чек, потому что опека может потребовать и его. Формально никто вроде бы отчета не требует, но, видимо, чиновники время от времени учиняют самодеятельность, раз уж примерами такого рода полон интернет.
Представьте на секунду, что бы вы почувствовали, будучи родителем ребенка-инвалида, если бы к постигшей вас медицинской беде прибавилась еще и эта, когда органы опеки априорно обвинили вас в воровстве пенсии у своего малыша, и не давали бы пенсию до тех пор, пока с документами в руках вы не опровергли бы беспочвенных обвинений.
Логика чиновника понятна. Среди родителей встречаются и такие, кто о детях не заботится, и кто пропивает детские деньги. Выявлять таких как раз и должны органы опеки. Но чиновнику удобнее записать в нерадивые всех, всех считать ворами, и снимать обвинения, только если родителям удастся отмыться.
Разумеется, люди собирают эти документы. Разумеется, сидят в коридорах опеки, ожидая очереди, чтобы убедить опеку, что они и впрямь родители своих детей. Разумеется, потому что мать ребенка-инвалида, как правило, не работает, и детская пенсия для нее крайне важна.
Но как смеют петербургские чиновники оскорблять недоверием всех подряд родителей детей-инвалидов? Растить ребенка-инвалида – это тяжелый труд. И это очень дорого, куда дороже, чем растить здорового. Разве мы не должны восхищаться матерями, которые взяли на себя этот труд и эти расходы?
К тому же вот что еще. Чиновники Пенсионного фонда и опеки напрасно решили, будто детские пенсии – это их деньги, распределяемые ими, по их, чиновников, усмотрению. На самом деле, это наши деньги, граждан, налогоплательщиков. Мне неуютно живется, если я неплохо зарабатываю, но знаю, что где-то больному ребенку не хватает денег на памперсы. Я сочувствую этому ребенку и его родителям. Я плачу налоги, то есть отдаю часть моих денег, чтобы этому ребенку и его родителям было полегче. Я, налогоплательщик, хочу, чтобы пенсия для больного ребенка была сочувственной помощью, а не оскорбительной подачкой. Я не хочу, чтобы нанятые мною чиновники Пенсионного фонда и опеки оскорбляли мать больного ребенка, своими действиями как бы говоря: а ну ка, докажи, что не воровка.
Чиновники петербургского Пенсионного фонда и опеки могли бы прочесть закон, где черным по белому написано, что защита интересов детей возлагается на их родителей (ч. 1, ст. 64 СК РФ). Они могли бы прочесть Всеобщую Конвенцию о правах ребенка, где черным по белому написано, что государство должно оказывать помощь родителям в воспитании детей (ч. 2, ст. 18). Помощь, а не контроль! Они, чиновники опеки могли бы, наконец, прочесть табличку на дверях своего учреждения. Там написано «органы опеки и попечительства», то есть они должны опекать и попечительствовать, а не рулить денежными потоками, оскорблять недоверием, усложнять и без того сложную жизнь излишними бюрократическими процедурами.
Если бы в нашей весьма далекой от совершенства правоохранительной системе применялись те же правила, что применяются в петербургском Пенсионном фонде и петербургской опеке, то следовало бы все население России заведомо посадить в тюрьму и отпускать только тех, кто сумел доказать, что не преступник. Принцип презумпции невиновности перевернут Пенсионным фондом и опекой с ног на голову. Всякий родитель больного ребенка, претендующий на какую-то помощь от государства, то есть от нас с вами, заведомо обвиняется в том, что хочет украсть эти деньги.
На самом же деле мы любим своих детей, мы желаем для них счастья, мы готовы ради них на самопожертвование, и никакой Пенсионный фонд, никакие органы опеки не имеют права сомневаться в этом нашем основном инстинкте. Более того, мы способны сочувствовать согражданам, чьи дети больны. Мы способны доверять им. Мы верим, что потратить инвалидную пенсию ребенка не на ребенка может разве что одна мать на миллион, чудовище какое-то, но это совершенно не повод считать чудовищами всех матерей многомиллионного города.
Вот потому мы и написали запрос в Петербургскую прокуратуру. Если перевести наш запрос с юридического языка на обыденный, получится примерно следующее: «Правда же, незаконно считать, что женщины рожают детей только ради денег?»
Обращение Ирины Латковой в Русфонд
Запрос в Петербургскую прокуратуру
Основной инстинкт
В Петербурге приравняли матерей к воровкам
Валерий Панюшкин,
специальный корреспондент
Российского фонда помощи,
руководитель программы «Русфонд.Право»
Русфонд направил запрос в прокуратуру Санкт-Петербурга, мы требуем проверить, законно ли петербургское управление Пенсионного фонда РФ и органы опеки распоряжаются пенсиями, предназначенными детям-инвалидам. Нам представляется, что незаконно. В Петербурге детские пенсии переводятся не родителю, а на счет ребенка. Ребенку, понятно, эти деньги не выдадут. А родители должны прежде получить специальное разрешение у органов опеки и потом отчитаться за произведенные траты.
Представьте себе на секунду: у вас тяжелобольной ребенок. Вам нужно ухаживать за ним. Есть ли у вас досуг, чтобы собирать для сотрудников опеки миллион бумажек, доказывающих, что вы своего ребенка любите и не потратите его пенсию на водку или развлечения? Однако же в Петербурге вы должны. Когда вы покупаете ребенку молоко, лучше сохранить чек – вдруг потребуется в опеке. Когда вы покупаете ползунки – опять же, сохраняйте чек, потому что опека может потребовать и его. Формально никто вроде бы отчета не требует, но, видимо, чиновники время от времени учиняют самодеятельность, раз уж примерами такого рода полон интернет.
Представьте на секунду, что бы вы почувствовали, будучи родителем ребенка-инвалида, если бы к постигшей вас медицинской беде прибавилась еще и эта, когда органы опеки априорно обвинили вас в воровстве пенсии у своего малыша, и не давали бы пенсию до тех пор, пока с документами в руках вы не опровергли бы беспочвенных обвинений.
Логика чиновника понятна. Среди родителей встречаются и такие, кто о детях не заботится, и кто пропивает детские деньги. Выявлять таких как раз и должны органы опеки. Но чиновнику удобнее записать в нерадивые всех, всех считать ворами, и снимать обвинения, только если родителям удастся отмыться.
Разумеется, люди собирают эти документы. Разумеется, сидят в коридорах опеки, ожидая очереди, чтобы убедить опеку, что они и впрямь родители своих детей. Разумеется, потому что мать ребенка-инвалида, как правило, не работает, и детская пенсия для нее крайне важна.
Но как смеют петербургские чиновники оскорблять недоверием всех подряд родителей детей-инвалидов? Растить ребенка-инвалида – это тяжелый труд. И это очень дорого, куда дороже, чем растить здорового. Разве мы не должны восхищаться матерями, которые взяли на себя этот труд и эти расходы?
К тому же вот что еще. Чиновники Пенсионного фонда и опеки напрасно решили, будто детские пенсии – это их деньги, распределяемые ими, по их, чиновников, усмотрению. На самом деле, это наши деньги, граждан, налогоплательщиков. Мне неуютно живется, если я неплохо зарабатываю, но знаю, что где-то больному ребенку не хватает денег на памперсы. Я сочувствую этому ребенку и его родителям. Я плачу налоги, то есть отдаю часть моих денег, чтобы этому ребенку и его родителям было полегче. Я, налогоплательщик, хочу, чтобы пенсия для больного ребенка была сочувственной помощью, а не оскорбительной подачкой. Я не хочу, чтобы нанятые мною чиновники Пенсионного фонда и опеки оскорбляли мать больного ребенка, своими действиями как бы говоря: а ну ка, докажи, что не воровка.
Чиновники петербургского Пенсионного фонда и опеки могли бы прочесть закон, где черным по белому написано, что защита интересов детей возлагается на их родителей (ч. 1, ст. 64 СК РФ). Они могли бы прочесть Всеобщую Конвенцию о правах ребенка, где черным по белому написано, что государство должно оказывать помощь родителям в воспитании детей (ч. 2, ст. 18). Помощь, а не контроль! Они, чиновники опеки могли бы, наконец, прочесть табличку на дверях своего учреждения. Там написано «органы опеки и попечительства», то есть они должны опекать и попечительствовать, а не рулить денежными потоками, оскорблять недоверием, усложнять и без того сложную жизнь излишними бюрократическими процедурами.
Если бы в нашей весьма далекой от совершенства правоохранительной системе применялись те же правила, что применяются в петербургском Пенсионном фонде и петербургской опеке, то следовало бы все население России заведомо посадить в тюрьму и отпускать только тех, кто сумел доказать, что не преступник. Принцип презумпции невиновности перевернут Пенсионным фондом и опекой с ног на голову. Всякий родитель больного ребенка, претендующий на какую-то помощь от государства, то есть от нас с вами, заведомо обвиняется в том, что хочет украсть эти деньги.
На самом же деле мы любим своих детей, мы желаем для них счастья, мы готовы ради них на самопожертвование, и никакой Пенсионный фонд, никакие органы опеки не имеют права сомневаться в этом нашем основном инстинкте. Более того, мы способны сочувствовать согражданам, чьи дети больны. Мы способны доверять им. Мы верим, что потратить инвалидную пенсию ребенка не на ребенка может разве что одна мать на миллион, чудовище какое-то, но это совершенно не повод считать чудовищами всех матерей многомиллионного города.
Вот потому мы и написали запрос в Петербургскую прокуратуру. Если перевести наш запрос с юридического языка на обыденный, получится примерно следующее: «Правда же, незаконно считать, что женщины рожают детей только ради денег?»
Обращение Ирины Латковой в Русфонд
Запрос в Петербургскую прокуратуру
