Жизнь. Продолжение следует

Органы чувств

Смерть как повод для жизни

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Иногда разговор бывает нужен, чтобы помолчать. Слова, как известно, могут означать что угодно, а человек знает и чувствует только что-то свое. Вот слова: у Магомеда были проблемы с почками. Его все время лечили – то гормонами, то с помощью диализа, то забирали в больницу, то выписывали. В пять лет Магомед умер. После Магомеда появился Ренад. У Ренада тоже стали отказывать почки. Но выяснилось, что мальчика можно спасти, нужен только донор для пересадки и дорогие лекарства для того, чтобы почка лучше прижилась. Расим, отец Ренада, отдал сыну свою почку, с лекарствами помог Русфонд. Что на самом деле означают все эти слова? Мы разговариваем об этом с Расимом и Ирадой, родителями Ренада Гамзаева. Но только для того, чтобы помолчать и почувствовать что-то свое.

Расим:
«Мы здесь, в Ростове-на-Дону, почти местные, с 1987 года, а родились в Северном Азербайджане. У меня большая семья – три сестры и нас два брата, я младший. Мне было уже 25 лет, мне родители сказали: "Ну, все, надо тебе жениться. Есть у тебя девчонка?" Я говорю: "Нет". Говорят: "Поехали, будет". Я из уважения к родителям поехал. Ну и, слава Богу, неплохо все получилось. Познакомили меня с Ирадой».

Ирада:
«Знаете, там, конечно, все происходит не так, как здесь. Очень все строго. Нет такого, чтобы девушка с парнем увиделись и пошли погуляли. Сначала родители должны дать согласие. Договориться между собой. А потом уже молодежь что-то может делать. В нашем случае так было: его сестра сказала моей двоюродной сестре, что, мол, ищем для Расима невесту. Моя двоюродная сестра говорит: "А у нас есть Ирада. Может, они сойдутся, давай их познакомим". И вот они приехали к нам, мы увиделись, познакомились. Потом его родители приехали к моим родителям. Такая процедура. Он все это время жил в Ростове. Я его до свадьбы видела всего три раза. Сейчас, когда рассказываю, все в шоке: "Как это так, всего три раза видела? И замуж?" Ну да, а что поделать? Тогда мобильного телефона не было, скайпа не было, только вот так. На почте заказывать звонок надо было: "Алло, девушка, свяжите меня с номером таким-то"».

Расим:
«Я учился в Баку, потом пошел оттуда в армию. А мой одноклассник учился тут, в Ростове. Я как-то в отпуск поехал через него. Я служил во Фрунзе, это теперь Бишкек, и был такой самолет Фрунзе – Ростов – Баку. Приехал сюда, пообщались, посмотрел вокруг. Мне понравилось. После армии перевелся учиться сюда. Так здесь и живем. Сына здесь похоронили. Первой у нас родилась дочка, Егина. Через пять лет родился Магомед».

Ирада:
«Тогда были другие времена, речи о пересадке не шло. Заболели у ребенка почки, начали лечить. Спросили только: "У вас в роду ни у кого не было проблем с почками? Нет? Ну, тогда будем лечить гормонами". Лечат, а ему плохо, огромный живот. Еще лечат, не помогает. Лежали в одной больнице, перевели в другую. Я в больницах тогда просто жила, готовила там, хозяйством обрастала. Семь месяцев, а толку никакого. В конце концов нас просто выписали домой и сказали, что медицина тут бессильна.

До больницы ребенок бегал, прыгал, ходил, говорил, а тут уже не двигается, не встает, на руках его ношу, огромный живот у него. Ну что делать? Пошли к экстрасенсу. Он спрашивает: "Что врачи говорят?" Я отвечаю: "Велели гормоны пить и мочегонное, то есть просто помирать". Он говорит: "Если гормоны не помогают, в чем смысл? Уберите их постепенно". Я так и сделала. Ребенку стало лучше. Я нашла гомеопата, она прописала нам свое лечение. Стали мы пить эти гранулки, так продолжалось три года.

Потом в местном диагностическом центре врач мне говорит: "Сколько вы так продержитесь? Вам надо попасть в республиканскую больницу, в Москву". Так мне не дают туда направление. Она говорит: "Слушай, просто бери ребенка и поезжай". Я сомневалась: мальчик в тяжелом состоянии, вдруг не получится, а я его измучаю этой дорогой, никогда себе не прощу. В конце концов на свой страх и риск собрались, поехали. И там нас взяли, срочно госпитализировали. Назначили строгую диету, уколы, капельницы. А ему стало еще хуже. Попали мы в реанимацию.

Врачи там поругались и даже подрались из-за нас, прямо дошло до мордобоя. Не знаю, о чем они так спорили. Один говорил, что почки еще живые, он вылечит ребенка. Другой говорил, что шансов нет никаких, что на него хотят повесить всю ответственность. В итоге меня вызвали и говорят: "Мы не знаем, что с вами делать, вы нас загоняете в петлю. А я-то тем более не знаю, что делать. В итоге посадили нас на гемодиализ и выписали домой. Дома он еще год пожил на этом диализе и умер.

Когда родился Ренадик, я смотрела за ним во все глаза. В полгода вижу – мочи совсем мало, явно что-то не то. Муж говорит: "Ты просто паникуешь, перестань". Я говорю: "Давай сдадим анализы, я успокоюсь". Сделали УЗИ – все нормально. Кровь сдали – все нормально. Я говорю: "Надо сдать еще мочу". Сдали – тоже все нормально, только вот нашли в моче белок. Я забеспокоилась, но меня вроде убедили, что все в порядке. Жили мы спокойно до трех лет, а в три года он вдруг потерял сознание. Мы прямо ночью, в пижаме, побежали в больницу и умоляли там спасти ребенка.

Конечно, сейчас все изменилось. Если раньше речи о пересадке не было, то сейчас оказалось, что возможна родственная пересадка почки. Как только Ренаду поставили диагноз и перевели его на диализ, мы уже договорились об операции в Москве. Сначала решили отдать ему папину почку, а меня врачи оставили в запасе, все равно в свое время почку ему снова придется менять».

Расим:
«Меня забрали на операцию на два часа раньше Ренада. А очнулись мы вместе в реанимации часа в три ночи: "Ренад! Как ты?" – "Хорошо". Мы разговаривали, смеялись. И сейчас все в порядке. Мне, конечно, меньше сорока градусов теперь выпивать запретили, зато воды надо выпивать три литра в день.

Это все, конечно, шутки, но мы часто думаем о том, за что нам такое испытание. Люди говорят, что это за грехи. А я вот считаю: каким надо быть, чтобы так не наказывали? Мне кажется, я так много не нагрешил. Рядом что-то упадет – я пойду и подниму. Красть – не крадем. Обманывать – не обманываем. Всем стараемся помочь. В долг попросят – последнее отдам, без денег останусь. Но вот так у нас получилось. Что делать? Будем держаться».

Ирада:
«Мы не можем при Ренаде плакать или расстраиваться. Нам кажется, ему будет легче, если он будет знать, что все хорошо. Мы ему даже не рассказывали пока про старшего брата. Он иногда смотрит фотографии, видит – мальчик какой-то, на него очень похожий, а одежда не такая. Он говорит: "Это же не я, а кто это такой?" Но придет время, разберемся и с этим. А пока мы стараемся просто жить.

Как у нас получается, не знаю. Я вот хожу к парикмахерше, она мне говорит: "Боже мой, у вас такие проблемы, а ты никогда не жалуешься. Как же так?" Ко мне, говорит, приходит одна женщина, у нее денег очень много, а она все время плачет и плачет, это у нее не то, то не так. Видите, у всех свое. Поэтому я считаю: у нас все так. И будет еще лучше».

Фото Сергея Мостовщикова